Вячеслав Чорновил. «Неугомонный» политик, который не торговал Украиной
Вячеслав Чорновил. «Неугомонный» политик, который не торговал Украиной
25.03.2021 12:03
Укринформ
Каким человеком он был? Что говорил? Кого потеряла Украина 22 года назад — 25 марта 1999 года? Об этом красноречиво свидетельствуют его письма и записи
В советских тюрьмах и лагерях он отбыл почти 15 лет. Его оппозиция власти, какой бы она ни была, началась с публичного выступления против политических репрессий в кинотеатре «Украина» 4 сентября 1965 года и продолжалась до последнего — смерти в до сих пор «недорасследованном» ДТП на Бориспольской трассе в марте 1999 года. Сегодня собрание сочинений Чорновила составляет десять томов. Это сотни статей, выступлений, писем. Его мысли, замечания — острые, необычные, прозорливые, к сожалению, не теряют своей актуальности и сейчас — на тридцатом году украинской независимости. Конечно, их можно растащить на лозунги, но они гораздо глубже, ведь, как пишет Михайлина Коцюбинская, «выстраданы, поддержаны действием и «оплачены» жизнью». Поэтому вспомним одного из самых ярких украинских политиков, полистав страницы его писем и воспоминаний о нем. Но начнем с квинтэссенции.
Десятитомник Вячеслава Чорновола
Десятитомник Вячеслава Чорновола таит в себе много актуального и сейчас. Жаль только, что политики вряд ли заглядывают в него:
- «…Наша незалежність і наша державність стануть аксіомою тільки тоді, коли генератором державницької ідеї буде суспільство…»;
- «У нас, як подивитися на історію, весь час були піднесення, а потім утома якась раптом розбирає…»;
- «Маємо незалежну державу поки що більше за Орвеллом, маємо ще не державу, а тільки її ескіз…»;
- «Головне політичне протистояння України – протистояння борців за незалежність України й противників цієї незалежності»;
- «Політикам, які у важку хвилину ховаються за щитами невиразних заяв, не можна довіряти долю народу»;
- «…Роками вся українська еліта, все розумне й талановите помпувалося до Москви. В Києві залишався компартійний жучок-середнячок – не ліпший за колорадського»;
- «Де є свідомі жертви, не встоїть жодна ворожа сила».
Важно понять, что это не просто умело сконструированные словесные конструкции. Это выстраданный плод многолетних размышлений и жизненного опыта. Прежде всего, приобретенных за колючей проволокой советских лагерей.
Диалектика неволе: «…дни идут очень быстро, а срок медленно…»
Письма из неволи — особая тема. Они были единственной «щелью во внешний мир», единственной отдушиной и надеждой, связанной со свободой, с родными, с теми, кто остался по ту сторону тюрьмы, зоны.
В ссылке в Якутии
Эпистолярное наследие Черновола — это сотни адресатов, тысячи писем. Многие из них были написаны в заключении — в тюрьмах и лагерях Мордовии и Якутии. К письмам он относился ответственно и даже трепетно. На те, которые требовали немедленного ответа, старался сразу же коротко отвечать; на те, которые могли подождать, обдумывал ответ в течение трех дней — немыслимая и уже непонятная роскошь в нынешнюю эпоху электронных коммуникаций. «…Письма отлеживаются, как Ренет Симиренко или бере зимняя Мичурина — от того становятся вкуснее», — писал в письме Елене Антонив (30.10.1968).
О том, как привыкаешь к тому, что в начале кажется немыслимым: «Знаешь, сначала в тюрьме было очень трудно писать, зная, что эти письма еще кто-то будет читать. Ведь письмо близкого человека — это так личное, интимное, где никак не представляются рецензенты и комментаторы, которые могут разве что подхихикивать над голосом человеческой души. А сейчас так привык, но даже все равно мне, живой ли человек будет читать то, что пишу, или какой-нибудь электронно-счетный аппарат. Неужели ко всему можно привыкнуть? К тому, к примеру, чтобы тебя по несколько раз в день ощупывали и т. д… Нет, не ко всему!.. » (Е. Антонив, 2 — 3.07.1968).
Не стоит думать, что Чорновил был этаким «железным человеком», жившим только идеями — это не была жизнь в сплошном регистре ура-оптимизма — там есть абсолютно все: уныние, отчаяние, вся амплитуда человеческих переживаний и реакций. В одном из писем, написанном уже после четвертого — последнего заключения, незадолго до падения режима, у него вырвалось почти отчаянное: «Я почти уверен, что Украины мне уже не видать. Или погибну где-то в Сибири, или… Хотя другого "или" и нет ". (Жене, Атене Пашко 21.03.1981) Однако умел овладевать эмоциями и плохим настроением: «… Как-то умею постоянно забивать чем прагматичным голову и тоску не подпускать», — писал в письме Атене Пашко (29.05.1983).
«Я тебе писал об интересной диалектике времени в неволе: дни идут очень быстро, а срок медленно …» (Е. Антонив, 28-30.06.1968)
«Если пить, то полной чашей…»
Конечно, мечтал о свободе. Образ свободы из неволи: «Нет, не Карпаты, и не Днепр, не что-то особенное. А просто раннее летнее утро в городе. Когда свежо, умыто росой, малолюдно, а впереди еще ничем не испорченный день…» (Жене, 13.04.1977) Здесь Чорновил почти дословно повторяет не кого иного, как Антуана де Сент-Экзюпери, который писал подобное летом 1944 года, незадолго до своей гибели над Средиземным морем — острое ощущение счастья от раннего летнего утра в городе…
Впрочем, как бы тяжело ни было, старался не жаловаться и не роптать, зато свидетельствовал преданность избранному пути: «Если пить, то полной чашей. Последний год был такой тяжелый, что сам себе удивляются, как смог. А придется — смогу и еще раз, и еще не раз… Не может быть обстоятельств превыше нас, какими бы они ни были невыносимыми». (Николаю Плахотнюку, 9.12.1978)
«Меняться я не могу не только потому, что на все это положены лучшие годы, много усилий и мучений, но и потому, что остро чувствую на своей стороне правду и справедливость. Ждать окружающих изменений в ближайшем будущем — бесполезно. Очень медленно вращается колесо истории на этих необозримых бездорожьям — и изменения нарастают только тогда, когда на могилах тех, кто их добивался, вырастает густая трава. Есть, правда, еще один выход — Надина дорога. Там не будет здешних постоянных нужд (…), не будет дамоклового меча над головой, может быть спокойствие и семейная радость, но… не будет и Украины, хотя бы урывками, хотя бы в перспективе ». (Жене, 24.09.1978)
Надежда Светличная перед выездом за границу (октябрь 1978 року). Слева направо — Оксана Мешко, Вера Лесовая, Михайлина Коцюбинская, Надежда Светличная, Дарья Гусяк, Михаил Горынь, Атена Пашко, Валентина Чорновил / Фото Ольги Горынь
«Надина дорога» – имеется в виду эмиграция Надежды Светличной — шестидесятницы, правозащитницы, которая с осени 1978 покинула Украину и уехала за границу. С тех пор и до конца жизни жила в США. Чорновилу вместе с семьей тоже предлагали эмиграцию, но он на нее не согласился.
Вечный оппозиционер
Михаил Хейфец, российско-израильский публицист, правозащитник, диссидент, хорошо знавший многих украинских политзаключенных, в воспоминаниях «Зэковский генерал», посвященных Чорновилу, пишет: «Гебисты все время допрашиваются у меня, какой министерский пост я должен получить в независимой Украине! — сетовал Чорновил. Я сам как-то слышал, как за дверью карцера камеры майор Пикулин интересовался об этом у самого Чорновила. Тот не выдержал: «Гражданин начальник, в свободной Украине я буду занимать только одну должность — редактора оппозиционной газеты». — «А-а-а, — закричал начальник зоны. — вот какой вы страшный человек, Черновол! Вы даже в независимой Украине будете оппозиционером».
«Мотор мордовских зон», «зэковский генерал», «Неугомонный», «зубастый зэк», — как только не называли Вячеслава Чорновила! Михаил Хейфец отмечает, что у Чорновила был «ум острый, реагировал молниеносно», а еще отличался «отсутствием пустого высокомерия и гонористости».
«Слава просит …»
В лагере Чорновил жил и вел себя как действующий политик. Умел наладить хорошие отношения практически с любым, сохраняя расстояние, но без тени высокомерия. Например, нашел общий язык с российским монархистом Владимиром Осиповым.
Владимир Осипов
Лагерное начальство надеялось, что украинский националист и российский монархист «перегрызут друг другу глотки», а они вместе участвовали в протестных акциях — бунтовали против произвола прислужников режима. «О разногласиях в наших мировоззренческих взглядах будем дискутировать на свободе», — заявил Чорновил, который пользовался на зоне огромным авторитетом.
Михаил Хейфец вспоминает немало красноречивых случаев, в частности, такой. Чорновола, у которого закончился карцерный срок, а воронок, который должен был его забрать, задерживался, поместили в одной из отдельных комнат на зоне. И тогда все украинцы зоны, несмотря на возможные репрессии, собрались — по колено в снегу — у небольшого окна, лишь бы посмотреть на легендарного узника…
«… в перерывах между карцерами его отводили не в зону, а в камеру напротив, тюремную, и он наделил меня полномочиями своего легата; достаточно было мне сказать в зоне первому встречному украинцу: «Обращаюсь к тебе с поручением от Чорновила. Слава просит…», чтобы любое поручение было выполнено (а они видели его раз в жизни — в том же штабном окне)», — пишет Михаил Хейфец.
Благородный рыцарь против хама, или «комплекс Тараса»
Среди недостатков Черновола, Хейфец называет «ту самую черту, что и у Стуса: безрассудная, самоотверженная до самоубийству смелость, которую я называл «Тарасовым комплексом»: в память про гибель Тараса Бульбы…»
Михаил Хейфец
Справедливо замечает русско-еврейский диссидент также и о том, что Чорновил был слишком благородным человеком, политиком западного толка, европейцем, подобным Валенсе или Гавелу — он своего врага — советскую власть и ее «гебню» — воспринимал как достойного противника, относясь к ним с несколько романтических позиций, почти как к «рыцарям Империи» — и это была одна из его главных ошибок. На самом деле это были «бандиты из погромных команд», жестокий и циничный враг, гопота, которой на все твои аргументы — исторические, юридические, политические, логические и любые другие — глубоко плевать. Единственная их цель — уничтожить тебя или физически, или морально. Вскоре Чорновил в этом убедился и сам, когда в 1980 году «гебисты испекли ему «покушение на изнасилование»». «Мне казалось, — сказал тогда Чорновил, — что четырнадцатью годами честного противостояния я заслужил более квалифицированного обвинительного приговора…» Хейфец пишет, что «в этой фразе весь Вячеслав: честное противостояние власти он воспринимает как нечто, что заслуживает уважения и признания противника… Но в существующем мире с ним воюют не рыцари империализма».
Дорогой ценой, или О последовательности
В одном из писем Михайлине Коцюбинской, описывая Надежду Суровцеву и Бориса Антоненко-Давидовича, Вячеслав Чорновил отметил, что «видимо, таким людям (…) надо ставить памятники. Даже пуля Хвылевого весит меньше, чем пророчество такого долгой и долго последовательной жизни ». (М.Коцюбинской, 6.08.1979). Именно такой — долго последовательной была и его жизнь. Даже несмотря на то, что преждевременно закончилось на 61 году. Выбрав однажды свой путь, он с него не сходил до самой смерти… Хотя очень переживал из-за интриг и разногласий среди соратников, вечного, как он писал, «друг-друга-едства» — украинцы были в этом всегда почти непревзойденными.
Иван Драч, Микола Винграновский, Григорий Сивоконь, Леонида Светличная, Михайлина Коцюбинская, Иван Светличный
Михайлина Коцюбинская писала о Чорноволе: «Экстраверт, открытий, обращенный к людям, хотел видеть в них хорошее и не был настроен ожидать удара от ближнего… Максималист. В требованиях, оценках, неприятии двойственности в людях, приспособленчества… Конечно, он не был каким-то «эталонным» политиком; он был живым противоречивым человеком, однако всегда сохранял моральную доминанту… Никогда не «торговал» Украина — ни в малом, ни в большом. Ни в кабинете следователя, ни в парламенте. Ни как член Хельсинской группы, ни как глава Руха и кандидат в президенты… Всегда для него Украина была превыше всего. И это не фраза. Вообще не злоупотреблял патриотической фразой».
Светлана Шевцова
P.S. В статье «Что дальше?», Написанной в 1992 году, спустя год после обретения Украиной независимости, Вячеслав Чорновил заметил: «перекрашенная партноменклатура окопалась в органах власти всех уровней и готова провалить любую экономическую реформу. Эти люди … опасны своей организованностью, круговой порукой, полной беспринципностью и готовностью прибегнуть к любым методам для достижения собственных целей. Мы дали им возможность опомниться…, перегруппироваться и организоваться заново. Сегодня они поддержали украинскую независимость, рассчитывая на консервацию привычного образа общественной жизни хотя бы на этой территории. Завтра, если маятник качнется вправо, если резко поправеет Россия, — они продадут независимость Украины так, как 24 августа продали компартию…»
По материалам: Укринформ
